Действующие лица:
Александр Клочков, младший лейтенант, 19 лет, русский, командир самоходной установки СУ-100 2-й батареи 382 гвардейского самоходно-артиллерийского полка. Довольно высокого для танкиста роста, нормального телосложения. Из-за переучивания с СУ-85 на СУ-100 не попал на фронт в 1944 и очень переживает, что война может закончиться без его участия. Прекрасно знает самоходку, отлично считает в уме.
Сергей Бровченко, сержант, 28 года, белорус, водитель в новом экипаже Клочкова. Невысокого роста, крепкий, широкоплечий. Вечно хмурый и немногословный, полгода назад он узнал, что вся его семья погибла в Белоруссии в уничтоженной немцами деревне.
Виктор Трунов, ефрейтор, 26 лет, русский, наводчик в новом экипаже Клочкова. Немного суетливый человек, сам себя считает очень веселым. Очень любит свою семью, стремится уцелеть любой ценой и боится, что Клочков подвергнет самоходку излишнему риску. Очень аккуратен, содержит орудие и прицел в идеальном порядке.
Каюм Сайфутдинов, рядовой, 20 лет, татарин из-под Кирова, заряжающий в новом экипаже Клочкова. Очень спокойный и выдержанный парень, небольшого роста, очень сильный физически. Воевал вместе с Бровченко в одном экипаже, единственный, кто знает о его горе.
Иван Шабалин, старший лейтенант, 22 года, командир 2-й батареи 382 самоходно-артиллерийского полка. Очень спокойный и рассудительный офицер, выглядит значительно старше своих лет, лицо обожжено.
Василий Серебряков, старший лейтенант, командир второй роты 1-го танкового батальона 9 гвардейской танковой бригады, 22 года. Невысокий, узкоплечий человек, абсолютно не героической внешности. Воюет с 1942 года, трижды ранен. Пользуется большим уважением у танкистов за то, что умеет отстаивать свое мнение перед вышестоящими командирами, и не рискует понапрасну. Обладает сверхъестественным чувством опасности. В танке возит гитару (семиструнную гитару, это важно, шестиструнные в то время были редкость), на которой прекрасно играет. Впрочем, сам старший лейтенант играть на ней не любит – он освоил музыкальный инструмент в госпитале, когда разрабатывал пальцы после ранения. Но танкисты любят игру своего командира, и в свободные минуты уговаривают его поиграть.
Александр Бычков, лейтенант, командир первого взвода танкодесантной роты 9-й гвардейской танковой бригады, 19 лет. Высокий, красивый парень, на фронте четыре месяца и считает себя ветераном, смел и склонен к безрассудству, но прислушивается к мнению Анямова.
Савва Анямов, сержант, 36 лет, манси, снайпер в танкодесантной роте моторизованного батальона автоматчиков 9 гвардейской танковой бригады. Низкорослый человек слегка монголоидной внешности, на вид значительно младше своих лет. На фронт пошел добровольцем в 1941 году, комиссован после ранения в 1942 (после ампутации легкого и двух ребер), вернулся на фронт в 1944. Прекрасный стрелок, пользуется огромным авторитетом у товарищей, как за свое боевое мастерство, так и за то, что не остался в тылу после ранения.
Ольга Жукова, рядовой, 18 лет, снайпер направлена с пополнением в танкодесантную роту 9-й гвардейской танковой бригады. Обычная девушка, довольно симпатичная, сильно робеет перед остальными бойцами, хотя старается этого не показывать. В армию пошла добровольцем, закончила Центральную женскую школу снайперской подготовки.
Также: советские военачальники и командиры разных рангов, кавалеристы 5 гв. Кавкорпуса, летчики, артиллеристы, морские пехотинцы и прочие эпизодические персонажи.
Йохан Вебер, 32 года, оберштурмфюрер СС, командир взвода в батальоне «Пантер» в SS Panzer-Regiment 3 Totenkopf (танковой дивизии СС «Мертвая голова»). Среднего роста, нормального телосложения, с заметной сединой. Лицо невозмутимое, говорит обычно негромко. Убежденный нацист, однако, реалистично смотрит на вещи и понимает, что Германия войну проиграла. Считает, что задача армии и СС – как можно дольше удерживать русских вне границ Рейха, чтобы сдаться американцам. Расовую теорию полагает бредом, но в русских видит народ, стоящий на низкой ступени культурного развития и ожидает, что в случае, если их не удастся удержать от вторжения в Германию, немецкий народ будет уничтожен.
Зигфрид Бернхард, 19 лет, унтерштурмфюрер СС, командир танка в том же взводе, типичный нибелунг с плаката: высокий, атлетически сложенный блондин, убежденный нацист, преданный идеалам нацистской партии и лично фюреру, считает, что Германия все еще может одержать победу в войне.
Также: немецкие военачальники и командиры разных рангов, венгерские солдаты, население осажденного Будапешта.
1 серия
Здесь, я думаю, уместно будет дать титрами и закадровым голосом некоторую информацию о предыстории сражения, описав ситуацию на фронтах и в Венгрии в частности, а также первую попытку немцев прорваться к Будапешту – столице Венгрии, последнего союзника Гитлеровской Германии в Европе.
Титры: 14 января 1945 года восточнее города Бичке. Крупным планом – засыпанный снегом подбитый немецкий танк, к нему подходит советский офицер в звании майора, в сопровождении нескольких автоматчиков. Младший лейтенант, командир автоматчиков просит офицера подождать, пока он и его люди осмотрят машину – мало ли, кто-то прячется. Офицер кивает. Бойцы осторожно обходят танк, заглядывают под него. Один лезет на машину, заглядывает в открытый люк на корпусе, отшатывается и машет рукой: «Все сгорели». Майор подходит к танку и осматривает пробоины, делает пометки в блокноте, затем подзывает помощника – солдата с фотоаппаратом. Тот делает несколько снимков танка с разных ракурсов и отдельно – пробоин, автоматчики просят сфотографировать их на фоне «убитого зверя». Офицер кивает, и ассистент начинает выстраивать смеющихся бойцов перед танком. Майор рукой в перчатке сметает снег с участка лобовой брони – там эмблема. На вопрос младшего лейтенанта он отвечает: «СС, дивизия «Викинг»». Командир автоматчиков спрашивает: «И так со всеми?». Майор кивает и добавляет: «И к нашим тоже». Камера поднимается, и зритель видит поле: вдали дымится город, от города до леса на открытом пространстве стоят занесенные снегом танки и самоходки – советские и немецкие. Их много – два десятка, как минимум. Между ними видны занесенные снегом тела.
Штаб 3-го украинского фронта – просторная комната в каменном господском доме, окна выбиты и заколочены досками, на стенах кое-где видны следы от пуль. Посередине комнаты – большой стол, на котором разложены карты и склейки карт. В комнату ведет несколько дверей. Из-за одной из них доносятся звуки работы телеграфного аппарата, в другой, сквозь приоткрытую дверь мы видим несколько телефонистов. У стола стоит командующий фронтом маршал Толбухин, по нему видно, что он очень устал. Рядом несколько генералов и старших офицеров. Толбухин спрашивает: есть ли новая информация о местоположении танковых соединений немцев. Один из командиров отвечает, что по данным перебежчиков немцы оттягивают танки на запад. Другой офицер добавляет, что гитлеровское командование, вероятно, перебрасывает танковые дивизии в Польшу, где началось наше наступление. Командующий кивает головой, затем спрашивает, что дала воздушная разведка. Ему отвечают, что в связи с тем, что нижняя граница облачности – 150 метров, разведка крайне затруднена, и обнаружить танковые соединения немцев не представляется возможным. Толбухин молчит, потом тяжело говорит, что хотя отвод немцами войск в Польшу вполне логичен, он несколько не вяжется с предыдущим десятидневным наступлением. Теперь молчат офицеры штаба, Толбухин постукивает карандашом по карте, затем приказывает усилить наблюдение и разведку, обеспечив захват пленных. Ускорить пополнение частей людьми и техникой, в первую очередь пополнять части, отведенные в резерв. Несколько офицеров отходят от стола, маршал по-прежнему смотрит на склейку, камера показывает участок карты: город Секешфехервар между озерами Балатон и Веленце.
Расположение 9-й гвардейской танковой бригады – лес, слегка порубленный снарядами, под деревьями стоят выкрашенные в белый цвет «тридцатьчетверки», между ними – землянки, над которыми вьется дымок. Через лес идет дорога, на обочине указатель – сколоченный из досок щит, на нем написано: «Хозяйство Шудрова». Возле землянок и танков – часовые и дежурные, больше никого не видно. По дороге проезжает полуторка, в кузове – двенадцать бойцов и тринадцатая – Ольга Жукова. Все в ватных штанах и куртках, валенках и маскировочных накидках. Винтовка Жуковой аккуратно завернута в белую тряпку. Грузовик останавливается возле указателя, из кабины выходит офицер – младший лейтенант, одетый так же, как и солдаты. Он машет рукой: выгружайтесь. Бойцы перелезают через борт и прыгают в снег, камера показывает их лица, видно, что большинству из них едва исполнилось 18 лет. От одной из «тридцатьчетверок» идет Серебряков, он кивает офицеру и спрашивает: «Пополнение?» Оба некоторое время разговаривают, танкист оглядывает бойцов, качает головой. Младший лейтенант ведет бойцов в расположение танкодесантной роты, оставляет там, назначив старшим одного из бойцов, и велит ждать Бычкова. Пополнение стоит рядом с двумя землянками, переминаясь с ноги на ногу, мимо проходят десантники, их грязные, порванные и зашитые ватные куртки резко контрастируют с новенькой формой только что прибывших бойцов. Внезапно один из них приглядывается к Ольге, свистит и кричит: «Гляньте, хлопцы, девку прислали». Он берет Ольгу за подбородок и та немедленно самбистским приемом бросает его на землю. Десантники хохочут, бойцы пополнения переглядываются, не зная, как реагировать, Ольга стоит красная. Брошенный на землю солдат поднимается, отряхивает снег и шутливо замечает, что нечего из себя недотрогу корчить. Внезапно сзади на плечо ему ложится рука и тихий голос с едва заметным акцентом говорит: хватит куражиться. Парень мгновенно стухает и поворачивается: у него за спиной стоят Бычков и Анямов. Лейтенант осматривает прибывших бойцов, затем говорит, что командир роты сейчас в штабе, он его замещает. Затем спрашивает бойцов, когда они ели, и получали ли сухой паек. Те мотают головами, оставленный за старшего отвечает, что последний раз ели вчера. Бычков качает головой, потом говорит, чтобы шли к кухне, она сразу за минометчиками, Анямов покажет. Савва уводит пополнение к кухне, лейтенант оглядывает собравшихся десантников, затем спокойно предупреждает: кто будет лезть к девчонке – сброшу на ходу с танка. Все кивают и расходятся. Бычков идет к танкам и встречает Серебрякова. Оба разговаривают. Серебряков замечает, что происходит что-то неясное: немцы вроде бы отошли, но последние несколько часов то тут, то там обстреливают передовое охранение. Словно в подтверждение его слов слышны выстрелы, затем где-то за лесом гремят взрывы. Бычков мрачно замечает, что пополнение прибыло необстрелянное. Серебряков отвечает, что у него тоже танкисты прямо из училища, да и с пополнением в роте два взвода вместо трех. Одно хорошо – самоходчики рядом стоят – с ними воевать можно. Бычков спрашивает Серебрякова: что это он вчера вечером играл вечером, очень красиво было. Старший лейтенант машет рукой: так, играл, что в голову пришло. Бычков поддевает танкиста: ты же вроде бы говорил, что играть на гитаре не любишь. Серебряков некоторое время молчит, потом негромко отвечает: у него в последнее время от нервного напряжения трясутся руки – папиросу не свернуть. Он играет, чтобы унять эту дрожь, успокоиться. У полевой кухни немолодой старшина, ворча, накладывает пополнению горячую кашу в котелки, бойцы жадно едят. Анямов и старшина, посмеиваясь, разговаривают о прибывшем пополнении. После еды Савва велит пополнению идти на КП роты, там их распределят по взводам. Ольге он велит остаться. Надев маскхалат, снайпер ведет Жукову на передний край – показать их нынешнее положение, по пути он рассказывает, как воюют танкодесантники и в чем специфика работы снайпера в их роте.
Расположение 382 гвардейского САП. Самоходки укрыты в саду крупного хутора. Каменный господский дом разбит снарядами – остались только стены, штаб размещается к небольшой сторожке. За столом сидят майор, командир полка, его замполит и командир второй батареи. За окном слышен звук ударов по металлу, иногда в полутемной комнате, освещаемой лампой-«катюшей» вспыхивают отблески электросварки. Замполит спрашивает командира полка, не его ли самоходку ремонтируют, тот кивает и говорит, что легко отделался. Потом спрашивает замполита: что делать, случай-то непростой. Замполит вздыхает и разводит руками. Командир едко замечает, что тут не руками махать надо, а что-то решать, затем спрашивает у Шабалина, каково его мнение. Шабалин говорит, что он тут вообще никакого вопроса не видит у него одна самоходка без командира, значит, надо парня ставит на нее. Майор крякает, потом говорит, что другого от него и не ждал, но хотел бы все-таки объяснений. Шабалин объясняет, что предпочитает иметь командиром экипажа офицера, который с полутора километров погасил две «пантеры», чем ждать «щегла» только с куста, из училища. Замполит говорит, что для Клочкова это тоже был первый бой, и он в нем потерял самоходку и экипаж. Комбат отвечает, что водитель остался жив, и вытащил его как раз младший лейтенант Клочков. Комполка указывает на то, что младший лейтенант не подчинился приказу на отход и смену позиции, а продолжал стрелять с места. Наконец, комполка решает выслушать самого Клочкова. Входит младший лейтенант Клочков, комполка не предлагает ему сесть и сразу задает вопрос: почему тот не отвел самоходку на запасную позицию, как было приказано. Клочков, глядя поверх голов командиров, отвечает, что с его места «пантеры» были как на ладони и он хотел уничтожить их. Шабалин говорит, что, в общем, он тоже видел немцев хорошо и одного подбил, но позиция после этого была раскрыта, и ответным огнем немцы могли уничтожить самоходки батареи, вот как его самоходку. По Клочкову видно, что тот хочет ответить, но сдерживается, и комполка разрешает ему высказывать, все, что думает. Клочков выпаливает, что если бы все самоходки остались на месте и продолжили стрелять, немцы бы не успели открыть огонь. А так батарея подбила четыре «пантеры», а еще шесть отошли. Он считает, что это неправильно. Замполит и командир переглядываются, командир еле заметно кивает и улыбается обожженным ртом. Замполит мягко говорит, что война идет к концу, и сейчас задачей командира является не только уничтожать врага, но и беречь своих людей. Кроме того, новые самоходки – резерв командарма, лучшее средство против тяжелых танков немцев, и терять их за здорово живешь – преступление, как ни крути. А вы, товарищ младший лейтенант, потеряли и самоходку, и двух своих товарищей, у которых, между прочим, дети остались. Клочков опускает голову, у него дрожат губы. Кроме того, продолжает замполит, если бы вы, товарищ Клочков, промахнулись… Младший лейтенант вскидывает голову и говорит, что это невозможно – он не промахивается. Шабалин кивает, подтверждая. Заинтересованный командир спрашивает: как это так, и Клочков объясняет, что каждый раз решает задачу определения дальности и наведения орудия в уме – после этого промахнуться нельзя. Замполит и комполка снова переглядываются, и майор говорит, что раз Клочков такой снайпер, ему будет предоставлена возможность загладить свою вину перед родиной и товарищами – он назначается на самоходку, командир которой был убит в бою, когда высунулся из люка. Клочков радостный бросается к двери, потом, спохватившись, спрашивает разрешения идти. Когда за ним закрывается дверь, комполка спрашивает у Шабалина – уверен ли тот, что младший лейтенант притрется к новому экипажу. Комбат пожимает плечами: нет другого способа узнать, кроме как дать попробовать. Да и не такой уж большой у них выбор – что-то не видно за окном очереди готовых командиров самоходок. У самоходки Клочков встречает экипаж и сообщает, что будет новым командиром. Экипаж встречает командира слегка настороженно, Трунов – с плохо скрытой враждебностью. В этот момент командиров машин вызывают к комбату, и экипаж обсуждает Клочкова, при этом наводчик, не зная о горе водителя, попадает ему по больному месту. Тот молча встает и уходит, Каюм слегка встряхивает Трунова и рассказывает ему о семье Бровченко. Тот бежит извиняться, но белорус достаточно спокоен. Они говорят о новом командире и о том, чем может обернуться его погоня за орденами. Бровченко напоминает, что в том бою Клочков все-таки уничтожил две «Пантеры», а вот их экипаж – ни одной. Вскоре Клочков возвращается и у него и его танкистов происходит серьезные разговор, в ходе которого стороны проясняют свои позиции. Трунов достает из машины ящичек с инструментами и чурбачок и начинает вырезать какое-то приспособление. Клочков спрашивает: что это? Наводчик не без гордости отвечает: придумал, мол, закрывать на марше амбразуру прицела пробкой, чтобы оптику не пачкало. Клочков кивает, но Каюм неодобрительно замечает, что когда-нибудь Трунов забудет пробку снять в самый неподходящий момент.
Расположение 9-й гвардейской танковой бригады, Ольга и Савва возвращаются с переднего края, их встречает Бычков. Он держится покровительственно по отношению к девушке, но та довольно остро его срезает и просит разрешения идти. Командир взвода слегка тушуется, и когда девушка уходит, старший снайпер над ним подсмеивается. Бычков говорит, что с девчонкой они намаются, но манси отвечает, что она способна постоять за себя, и потом шутит: уж не этого ли и опасается товарищ командир? Младший лейтенант торопливо переводит разговор: в передовом охранении стрелковой дивизии опять приняли перебежчиков-венгров. Командир и снайпер беседуют о том, какую информацию могут передать венгры. Бычков говорит о том, что можно ждать еще одного наступления немцев. Савва смеется и отвечает командиру: уж не командующим ли он себя видит? Будет или не будет – нам не повлиять на это, уже серьезней говорит старший солдат, мы можем только встретить его готовыми.
17 января 1945 года. Северный берег реки озера Балатон. Батальон «Пантер» танковой дивизии СС «Мертвая голова», выдвинут на исходные позиции – танки закрыты маскировочными сетями. У одного из танков стоят Зигфрид и Йохан. Они разговаривают о готовящемся наступлении, Йохан явно недоволен тем, что они находятся в Венгрии, притом, что русские вот-вот выйдут через Польшу к границе Германии. В разговоре проявляется разница взглядов обоих эсэсовцев на идеи национал-социализма, однако видно, что оба они преданы Германии и фюреру, но по-своему. Йохан шутит над Зигфридом, который сменил имя с простого «Петер» на более пафосное, чтобы быть еще сильнее похожим на героя эпоса. Звучит команда, и оба эсэсовца занимают места в своих танках.
Утро 18 января 1945 года, восточнее поселка Берхида. На позициях 11 отдельного пулеметно-артиллерийского батальона все спокойно. Наблюдатели в передовых окопах смотрят в сторону немцев. Внезапно еще темное небо окрашивается вспышками, и через мгновения доносится гул орудий. На позиции батальона обрушивается огненный смерч, пехотинцы и артиллеристы под огнем пытаются занять свои позиции, снаряды разбивают окопы и переворачивают орудия. Внезапно обстрел прекращается. Оглушенный, засыпанный землей наблюдатель приподнимается в окопе и видит переваливающие через гребень немецкие танки. Их много. Очень много. Наступление началось.
2 серия
Утро 18-е января, позиции 1-го гвардейского УР: линии траншей, пулеметные гнезда, окопанные орудия, в основном – 45-миллиметровые. На позициях укрепрайона идет жестокий бой: Немцы именно проламывают оборону гвардейцев, тяжелые танки давят орудия, тот тут, то там видно, как немецкие самоходки и «Пантеры», остановившись перед советской батареей, орудием или ДЗОТом, расстреливают их из пушек в упор. Крупным планом лицо советского офицера-артиллериста, по лицу, смывая копоть и кровь, текут слезы ярости, камера отъезжает – видно, что у орудия он остался один, остальные убиты или ворочаются на земле раненые, снег вокруг позиции растаял. Командир наводит пушку через ствол, заряжает, стреляет – зритель видит, как снаряд рикошетирует от лобовой брони танка, следующим мгновением на месте орудия – взрыв. В паре случаев артиллеристам удается подбить танки в борт, но вместе с танками на бронетранспортерах идут гренадеры, они ведут огонь прямо поверх бортов, один бронетранспортер вспыхивает. Над полем боя на восток проносятся немецкие истребители, под крыльями у них видны бомбы.
Утро 18 января, штаб 3-го Украинского фронта. У стола с картой Толбухин, начальник штаба генерал-майор Иванов, те же офицеры, что зритель видел в первой серии. Иванов докладывает: связи с Никитиным нет, судя по всему, укрепрайон уничтожен, 252 стрелковая дивизия сбита с позиций, 135 стрелковый корпус подвергается непрерывным атакам немецких танков. Толбухин спрашивает: какое конкретно количество танков: десятки? Иванов молчит, потом отвечает: по сведениям из 135 корпуса докладывают, что он подвергся удару сотен танков и самоходных орудий. Толбухин в сердцах бросает на стол карандаш и говорит, что немцы, похоже никуда не перебрасывали танки после новогоднего наступления, наоборот, они их усилили. Иванов замечает: целью такого наступления, как минимум, может являться уничтожение нашего плацдарма на западном берегу Дуная. «А как максимум?» - спрашивает Толбухин. Все молчат, камера наезжает на карту: брошенная линейка подчеркивает расстояние между Секешфехерваром и Будапештом. Это расстояние очень мало. «Все же, я считаю, что они пытаются ликвидировать наш плацдарм», - тихо говорит Толбухин, - «Сейчас, когда мы вот-вот выйдем в Польше к границе Германии, прорываться к Будапешту?» «Это их последний союзник. И нефть», - также тихо отвечает Иванов. Затем командующий говорит всем, что до сих пор наше направление считалось второстепенным, но, похоже, немцы думают иначе. И это – прекрасная возможность выбить их танковые соединения, и этим помочь наступлению на севере и приблизить конец этой чертовой войны. Однако, сперва надо устоять здесь. Маршал спрашивает, какими противотанковыми резервами располагает 135 корпус. Начальник штаба качает головой и отвечает: только один самоходный полк с легкими СУ-76. Им не удержать немцев.
Титры: «полдень, 18 января, восточнее поселка Полгардь». За насыпью железной дороги занимают позицию самоходные орудия СУ-76 – легкие самоходки, с открытым сзади боевым отделением (их можно сделать, например,из БМП-1 – белорусы из них делали немецкие танки для своих фильмов ). Командир полка, нервничая кричит в трубку полевого телефона, что ему до сих пор не прислали пехотное прикрытие. Внезапно над головой у него проносится пара немецких штурмовиков, командир машет рукой: «Началось!» - и бежит к своей самоходке. Из-за гребня холма показываются немецкие танки. Крупно: лица советских самоходчиков: капли пота на лбу, несмотря на зиму, побелевшие пальцы на рукоятках наводки. Один за другим идут кадры, в которых командиры машин говорят наводчикам: «Ближе», «Жди», «Еще ближе», «Не стрелять». Панорама сверху: линия немецких машин подошла к насыпи близко – на двести метров. Кадр из прицела: немецкий танк почти полностью перекрывает поле зрения. Крик командира: «Огонь!» Самоходки одна за другой делают выстрелы, из орудий вылетают гильзы, водители, не дожидаясь команды, отводят машины назад. Снова вид сверху: из полутора десятков немецких танков загорелся один, другие останавливаются, их башни поворачиваются, ищут противника. Вебер кричит по рации командирам танков своего взвода: «Не поворачиваться к ним бортом! Стреляйте, с остановок!» Советская самоходка в немецком прицеле, выстрел, видно, как маленькая машина вспыхивает, сзади из рубки вываливается на снег горящий танкист. Снова лицо командира полка, он кричит: «Подкалиберный, еще!» Советские самоходки загораются одна за другой, у немцев подбито только два танка. Остальные идут вперед мимо горящих советских машин. Командира полка с оторванной рукой вытаскивают из подбитой СУ-76 двое танкистов, они едва успевают скатиться в канаву, как мимо них проходит на восток «Пантера» Вебера.
Титры: 18 января, 13:00. западная окраина Секешфехервара. Одноэтажные каменные дома под черепичными крышами, заснеженные сады. В саду, за невысокой каменной оградой Серебряков с танкистами маскируют «тридцатьчетверки» своей роты. С юга доносится артиллерийский гул – там разваливается оборона 135 стрелкового корпуса. Серебряков подгоняет людей – что-то началось, их не зря сорвали с места и перекинули на западную окраину. Командир роты спрашивает одного из своих людей, где Бычков и его десантники, тот отвечает, что пока не видел. Серебряков, выругавшись, бежит к дому. Не добежав до здания, он слышит сдавленный женский крик. Выскочив за угол, старший лейтенант видит, как трое пехотинцев тащат в двери упирающуюся венгерскую девушку. Танкист бешено рвет из кобуры пистолет и кричит: «Стоять!» Пехотинцы оборачиваются, один из них с блатной истеричностью начинает орать в ответ: а че, мол, такого, да с этой сволочью еще не так надо. Серебряков наводит на него пистолет, в ответ один из солдат вскидывает автомат. Внезапно во двор вбегает Бычков со своими десантниками, двое хватают старшего лейтенанта, который от ярости забыл снять ТТ с предохранителя и безуспешно пытается нажать на спуск, за руки, Бычков наводит автомат на насильников и тихо и страшно приказывает отпустить девчонку и убрать оружие. Те молча подчиняются приказу, командир десантников с размаху бьет того, кто наводил оружие на танкиста и приказывает катиться прочь. Пехотинцы убегают, Ольга утешает плачущую девушку. Рядом с ней опускается на колено один из бойцов Бычкова, задает несколько вопросов по-немецки, затем поворачивается к командиру и говорит: это служанка, хозяева бежали в Будапешт, а ее оставили смотреть за домом. Серебряков, задыхаясь от ярости, спрашивает Бычкова, почему он отпустил подонков, младший лейтенант невозмутимо отвечает: не до того, только что командир роты сказал ему, что охранение видело немецкую разведку, атака может начаться с минуты на минуту, сейчас только расстрелов не хватало. И вообще, это не наши, это из 21-го корпуса. Серебряков молча выслушивает его, затем, сделав явно заметное усилие, успокаивается, и показывает Бычкову на дом: стены каменные, крепкий подвал, он пригоден для обороны. Младший лейтенант кивает, затем приказывает Жуковой и еще одному бойцу выдвинуться вперед в качестве охранения. Жукова говорит: «Есть» они быстро надевают белые маскировочные костюмы (куртка и шаровары носились прямо поверх зимнего обмундирования) и, пригнувшись, уходят в глубину сада и дальше по канаве в поле. Анямов говорит Бычкову, что лучше бы тот послал его. Бычков мотает головой: девчонку учили вести наблюдение, а ты, Савва, с твоим дыханием, если что, убежать не успеешь. Серебряков нагибается над девушкой и, указывая на дом, по-русски велит ей спрятаться в подвале. Боец, который знает немецкий, переводит. Венгерка испуганно кивает, затем поднимается и бежит к дому. На полдороге она останавливается, смотрит на Серебрякова и затем скрывается в дверях. Бычков, подмигнув танкисту, хлопает того по плечу. Но на лице старшего лейтенанта отрешенное выражение, он словно прислушивается к чему-то. Внезапно он толкает командира десантников в плечо и кричит: «К забору, залечь!» Бычков меняется в лице и кричит своим людям: «К забору, быстро!» Десантники залегают за невысокой, по пояс человеку каменной оградой, Серебряков бросается к своим танкам. Один из молодых бойцов, из пополнения, лежа под стенкой, спрашивает Анямова: в чем дело? Манси, осторожно прижимая к груди винтовку, спокойно отвечает: «У серебрякова чутье на опасность. Лежи и жди». Тем временем, старший лейтенант подбегает к своим танкам и кричит танкистам: «в машины!» Люди едва успевают попрыгать в люки, как в саду начинают рваться снаряды: немцы начинают первую атаку на Секешфехервар.
Южная окраина Секешфехервара, две батареи – семь самоходок, занимают позицию на окраине парка. Экипаж Клочкова негромко переговаривается, Трунов просит командира посмотреть: как там пехота, на месте, не сбежала ли, а то ведь у них даже пулемета нет. Каюм поддевает наводчика вопросом: как мол пробка, достал? Клочков рассматривает в бинокль дальний холм, мимо которого к городу тянется железная дорога. Потом спрашивает Трунова, стреляли ли он на полтора километра. Наводчик отвечает, что попадет. Заряжающий одергивает его: что ты врешь, больше километра ни разу не стреляли да и то на старых самоходках. Клочков спрашивает: может быть, ему сесть на место наводчика? Трунов зло спрашивает: так ведь со старым экипажем вы тоже на месте наводчика сидели, а он на вашем? Только вы вылезли, а он – нет. Бровченко рявкает на наводчика, командир замолкает, замыкаясь в себе. В этот момент начинается артподготовка немцев, она длится недолго, не причинив вреда самоходкам, но пехотинцы сидят в окопах, прижимаясь к стенке, закрывая глаза, вжимая головы в плечи. Едва рассеивается дым, как вдалеке, на гребне холма показываются немецкие танки. До них примерно полтора километра, на таком расстоянии они кажутся черными точками. До окраины города местность открытая - лишь кое-где стоят отдельные деревья и какие-то постройки – аккуратные, даже нарядные. По радио звучит приказ Шабалина: открывать огонь с 1500 метров, ближе не подпускать, задача батарей: отразить атаку немцев, не дав тем открыть ответный огонь. Первой стреляет самоходка комбата – крупным планом немецкий танк: он останавливается, словно налетев на стену, в лобовой броне ясно виден пролом неправильной формы (довольно большой, примерно 20х20 см), через секунду зритель видит через пролом, что танк освещается изнутри – в нем начался пожар. На башне открывается люк, немецкий танкист с залитым кровью лицом переваливается через край и падает в снег, из люка валит дым, потом показываются языки пламени. Сцена представляет собой резкий контраст с показанным ранее боем легких самоходок с немецкими танками. СУ-100 стреляют одна за другой, еще два немецких танка загораются, остальные начинают пятиться. Вышедшие было из-за холма бронетранспортеры с немецкой пехотой, разворачиваются и на максимальной скорости уходят обратно. Шабалин по рации приказывает: менять позицию. Самоходки, пятясь, отходят вглубь сада, крупно – СУ-100 Клочкова, она отходит, сломав несколько деревьев, затем разворачивается и снова выходит вперед, занимая позицию у дома, в нескольких десятках метров от того места, где стояла ранее. Клочков высовывается из люка и смотрит в бинокль – немцы отошли, на поле горят три танка. Он молча опускается на сиденье. Трунов сидит, глядя в прицел, руки на механизме наводки. Бровченко смотрит снизу, затем презрительно бросает: хватит ломать комедию, немцы ушли. Каюм тихо добавляет: четыре снаряда – все в молоко. Клочков обрывает обоих – хватит болтать, на моторном отделении оставалось два ящика – надо загрузить снаряды из них в самоходку. Каюм открывает свой люк, высовывается, несколько секунд стоит на сиденье, затем падает вниз и отчаянно кричит: «Воздух!» Немецкие штурмовики на малой – метров двадцать, высоте, проносятся над позициями, бросая бомбы по одной. Самоходки пытаются маневрировать, ломают деревья, заборы, прокатываясь по окопам со своей пехотой, которая падает на дно. В одну из СУ-100 попадает бомба, машина скрывается в столбе взрыва, когда земля оседает, видно, что верхняя часть корпуса разломана и съехала в сторону, над обломками поднимается пламя. Немцы идут на второй заход, Клочков, стоя в командирской башенке кричит Бровченко, куда поворачивать. Прямо на СУ-100 идет немецкий штурмовик. Клочков понимает, что отвернуть уже невозможно, он широко открытыми глазами смотрит на растущий силуэт FW-190, который, как ему кажется, заслоняет полнеба. Внезапно из мотора немца густо выплескивает дым, у него отлетает крыло, и штурмовик, свалившись набок, уходит в сторону и падает где-то в саду. Над СУ-100 проносится, ревя мотором, истребитель, на голубых снизу плоскостях ясно видны красные звезды. Начинается воздушный бой: над полем и над городом на малой высоте шесть советских истребителей атакуют немецкие машины. Они сбивают еще фокке-вульф, затем один из Лавочкиных проходит через прицел немецкого самолета, камера вздрагивает, к ястребку несутся трассы и он взрывается в воздухе. Немцам уже не до бомбардировки, они отбиваются. Из люков самоходок, из окопов в небо смотрят десятки людей, яростно «болеющих» за наших. Еще один фашистский штурмовик, дымя, уходит на запад, остальные взмывают вверх и уходят в низкие облака. На поле перед городом на брюхо садится горящий советский истребитель, остальные четверо ходят над ним кругами. Видно, как с десяток пехотинцев, не дожидаясь команды, вылезают из окопов и бегут к скрывшемуся в фонтане снега самолету. Четверка делает еще один круг над сбитым товарищем, затем, покачав крыльями, уходит на восток. Пехотинцы на куске брезента бегом несут раненого летчика. На поле начинают рваться немецкие мины, один из солдат падает, теперь выносят уже двоих. Наконец, бойцы вбегают в сад через пролом в заборе, они несут раненых мимо самоходки Клочкова. Видно, что летчик – совсем мальчишка, он выглядит гораздо моложе командира самоходки. Трунов молча смотрит на парня, потом скрывается в люке. За ним рассаживается по местам экипаж, все молчат, затем Виктор говорит: «Брат у меня младший, восемнадцать ему. Мать писала – призвали два месяца назад. Он способный очень, я вот думаю, может, его на офицерские курсы отправили, пока выучат, глядишь, и война кончится». Все молчат, затем Сергей спокойно говорить: «Если ты и дальше так стрелять будешь – война еще год не кончится». По рации звучит голос Шабалина: «Первая на месте, вторая – заводи. Идем на усиление гвардейцев, им здорово досталось».
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →