Русский воин 16-го века, если он принадлежал не к воинской корпорации, а был слугой или боевым холопом знатного землевладельца, в какой-то степени являлся таким самураем. Он полностью зависел от своего господина, а идеалы дружинной верности (впрочем, отмирающие), насчитывали на Руси к тому времени по меньшей мере семь веков.
Одним из самых ярких и страшных примеров такой феодальной преданности является история Василия Шибанова, не побоявшегося отвезти первое послание князя Андрея Курбского царю Иоанну Васильевичу. Здесь я попытаюсь разобрать не столько реальную историю, сколько ее переложение знаменитым русским поэтом и писателем 19-го века, Алексеем Константиновичем Толстым.
Стихотворение написано в 40-е годы, то есть заведомо до того, как Япония стала открытой страной, и европейцы узнали хоть что-то о ее культуре. Тем не менее, в этом произведении, пусть и несколько искажающем историческую реальность, поэт дарит нам ярчайшую картину подвига духа русского самурая. Вот уже двадцать пять лет я не устаю восхищаться мастерству Алексея Константиновича, сумевшего так тонко, буквально одним-двумя словами раскрыть перед нами внутренний мир Василия Шибанова, его убеждения, то, что привело стремянного к трагическому и величественному концу. Итак, начнем:
Князь Курбский от царского гнева бежал,
С ним Васька Шибанов, стремянный.
Дороден был князь. Конь измученный пал.
Как быть среди ночи туманной?
Но рабскую верность Шибанов храня,
Свого отдаёт воеводе коня:
«Скачи, князь, до вражьего стану,
Авось я пешой не отстану».
"Раб" Шибанов отдает своего коня со словами: "Скачи, князь, до ВРАЖЬЕГО стану". Для Курбского литовцы, к которым он бежит - будущие друзья, расположение которых следует заслужить. Однако самурай Шибанов по прежнему видит в них врагов, его убеждения непоколебимы. Учтивый, как и подобает слуге, он, тем не менее, ясно дает понять своему господину, что тот - неправ, потому что бежит к врагам.
Достигший литовского лагеря, Курбский встречает радушный прием:
"Стоят в изумленье литовцы кругом,
Без шапок толпятся у входа,
Всяк русскому витязю честь воздает..."
Курбского, однако, не радует это признание. Судя по всему, его мучают угрызения совести. Следует понимать, что он не просто бежал от возможной казни (бросив, кстати, семью на произвол судьбы) - это было бы понятно. Князь Андрей перешел на сторону врагов, с которыми идут постоянные войны. В отличие от Темных Веков или Средневековья, в Новом Времени, когда понятие национальной принадлежности уже начало утверждаться в сознании людей разных стран, это означает безусловное предательство. Чтобы успокоить себя и переложить вину за свой поступок на царя, (который, если говорить откровенно, действительно жесток и необуздан), Курбский пишет ругательное письмо Грозному. Остается вопрос, как передать такое послание адресату во времена, когда нет не то, что интернета, но даже простого телеграфа. Нужен гонец, который, очевидно, доставив письмо, расстанется с головой. В этот момент в шатер князя входит Василий:
"Вдруг входит Шибанов в поту и в пыли:
«Князь, служба моя не нужна ли?
Вишь, наши меня не догнали!»"
Русскую погоню самурай Василий называет НАШИ. Долг перед господином заставил стремянного бежать к литовцам, но он по-прежнему считает их врагами, а московских воинов - своими. Его душа рвется на части, он не может оставить Курбского, ибо ДОЛГ и ЧЕСТЬ повелевают служить господину до конца. Но Шибанов видит, что такой службой он, без сомнения, губит свою душу. Недалекий и подлый Курбский сует верному воину письмо и пытается всучить также деньги:
"И в радости князь посылает раба,
Торопит его в нетерпенье:
«Ты телом здоров, и душа не слаба,
А вот и рубли в награжденье!»"
Ответ самурая, безукоризненно вежливый, как того и требует этикет, тем не менее, дышит сдержанным презрением:
"Шибанов в ответ господину: «Добро!
Тебе здесь нужнее твое серебро,
А я передам и за муки
Письмо твое в царские руки»."
Дальнейшее - известно. Василий передал письмо царю на глазах всего народа, вынудив того, чтобы не потерять лицо, выслушать послание на месте. Шибанов не попытался хоть чем-то смягчить свою участь, наоборот, он сделал все, чтобы обречь себя на смерть. И происходит невиданное. Выслушав читающего письмо дьяка, Грозный - садист и убийца, считающий, что имеет от Бога право убивать и мучить своих слуг, вдруг понимает душу стоящего перед ним воина, которого сам же уже подверг первой пытке:
"Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,
И много, знать, верных у Курбского слуг,
Что выдал тебя за бесценок!"
Слова угрюмого восхищения, даже уважения, это все, что может позволить себе тиран. Следует понимать, что ему нанесено жесточайшее оскорбление, за которое следует немедленная расплата. Палачи должны сломать Шибанова:
«Товарищей Курбского ты уличи,
Открой их собачью измену!»
Снова и снова царь посылает узнать: оговорил ли себя и других простой воин Василий Шибанов. И неизменно получает ответ:
«Царь, слово его все едино:
Он славит свого господина!»
Русский самурай не может вскрыть себе живот, чтобы показать господину, какую страшную ошибку тот совершил. Василий оставляет это палачам. Сложно поверить, что воин, сражавшийся всю жизнь, проливавший кровь за своего князя, в последний момент действительно проникся любовью к своим врагам. Его слова:
«О князь, ты, который предать меня мог
За сладостный миг укоризны,
О князь, я молю, да простит тебе бог
Измену твою пред отчизной!
Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но в сердце любовь и прощенье,
Помилуй мои прегрешенья!
Услышь меня, боже, в предсмертный мой час,
Прости моего господина!
Язык мой немеет, и взор мой угас,
Но слово мое все едино:
За грозного, боже, царя я молюсь,
За нашу святую, великую Русь,
И твердо жду смерти желанной!»
...это, скорее, укор и вызов бесчеловечности тех, кто обрек его на смерть. Шибанов показывает своим мучителям, что он сумел, не погубив души, сберечь свою честь воина и человека. Он действительно раб, но не Курбского, а своей совести. Кодекс чести, которому следовал русский самурай, оказался неподвластен ни деньгам, ни пыткам.