, жили в гармонии с природой и не брали от нее ничего, кроме необходимого. Прогрессивные современные художники, когда не сидят в барбершопе и не парят своими вейпами, рисуют про этих легендарных эльфов пронзительные картинки:
...от которых хочется блевать, а прогрессивные историки как мужской, так и женской национальностей на научных конференциях утверждают, что никакого насилия на фронтире не было - это все поздние мифы, призванные оправдать преступления белой расы, которым нет прощения и т. д. и т. п. Так что не только у нас мамку-историю ставят на четыре кости мединские, чтобы в три дудки отрабатывала за государственную политику, да.
Настоящие инджуны сейчас никого не интересуют. Я хз, как на это смотрят их потомки, но по-моему есть что-то необыкновенно унизительное в том, что гордую расу жестоких и легкомысленных воинов выставляют чем-то средним между фуррями и хипстерами:
На деле, конечно, рыло в пуху у всех. И если белые заслуживают справедливого порицания за вероломство, жестокость к некомбатантам и нежелание понять своего противника и разобраться в том, чем он живет и во что верит, то ровно те же обвинения можно предъявить краснокожим, местами - вдвое. Это, кстати, служит одной из причин того, что инджуны, получив по щам и потеряв как воинов, так и скво и папузов, нередко мирились с белыми, садились на попу ровно и иногда даже дружили со своими былыми гонителями: они не видели в тыщ-пыщ по бабам и детям какой-то особенной жестокости, потому что сами так всю дорогу поступали. То есть, конечно, они злились на солдат и ненавидели их за это, но прямо какого-то морального шока от такого поведения не испытывали. Ибо, как я уже сказал, белые не делали индейцам ничего, что индейцы не делали бы белым и друг другу. Иное дело, что у белых, вроде бы, был "Холи Бук", а у краснокожих - только смешные легенды о сотворении мира из грязи и тому подобный бред, который от поколения к поколению перевирали до неузнаваемости. Но это уже другая история.
В общем, в наши дни снять корректный фильм про инджунов невозможно, потому что такой фильм не пропустит цензура. Но самое смешное, что и раньше с такими кинами было довольно напряженно. В 30-40-е годы индейцы в вестернах были такой своеобразной силой природы, которая какбы возникала из ниоткуда, скакала-стреляла, гибла тыщами и потом растворялась в тумане. Потом, соответственно, наоборот, пошла тенденция бороться с маккартизмом и делать кино про то, какие индейцы были страдающие няшечки. Реальные индейцы мало кому были интересны. Поэтому мы с особенным уважением относимся к фильмам, которые показывают нам Старый Запад без прикрас, воздавая всем сторонам по достоинству. И одной из таких картин является вышедший на экраны в 1972 году "Рейд Ульзаны" (Ulzana's Raid) режиссера Роберта Элдрича (Robert Aldrich). Часто говорят, что-де фильм появился, как реакция на войну во Вьетнаме, все дела. Может быть, хотя сам Элдрич на это обычно вежливо говорил: "Идите вы на хер со своими параллелями" (по-английски, естественно). И, скорее всего, он не врал. Дело в том, что фильм-то просто без прикрас и сгущений красок описывает нам вполне банальную историю, из тех, что составляли будни жителей территории Аризона и штата Нью-Мексика в 80-е годы. В общем, все начинается с того, что вождь чирикава-апачей Ульзана:
в котором без труда угадывается Гоятлай-Джеронимо, с небольшой группой товарищей бежит из резервации:
Самое замечательное - это то, как объясняется мотив этого мужского порыва. Объясняет, кстати, апач-скаут
, причем в данном случае он весьма точно следует описаниями причин, которые, по собственному признанию реального Гоятлая и его коллег побуждали чирикава-апачей снова и снова валить из резервации: им, няшечкам, стало скучно. Тут надо сделать небольшое отступление. Апачи при всей своей малочисленности (которая, впрочем, не мешала им подразделяться на множество племен-родов), доставляли баттхёрт не только гринго, или, допустим, мексикашкам. От этих маленьких, но гордых грызунов горели пердаки даже у других индейских племен. Собственно, само их название происходит от "apaches de nabahu", что на языке Пуэбло и Зуни, всю дорогу отхватывавших от апачей по щам, означает: "враги возделанных полей". Пуэблы-то с зунями - они того, колхозники были. Да что там говорить, если у самих чирикава существует поэтичная легенда о том, как образовались отдельные племена апачей-мескалеро, чирикава и прочих насельников Белой Горы. Были-де когда-то апачи единым народом, пошли, как водится, в набег и взяли богатую добычу. Стали добычу делить - и все передрались к херам собачьим. Дрались-дрались, потом, кто остался, обиделись друг на друга и разошлись в разные стороны. В общем: "Мы делили апельсин - много наших полегло". С таким культурным багажом понятно, что на месте сидеть спокойно не будешь. Причем жизнь в резервации, конечно, не сахар, но побудительным мотивом выступает именно желание: "Ощутить в ноздрях новые запахи", потому что запахи резервации: запах женщин, детей, огородов, мясной лавки - это запахи для стариков.
Словом, наши герои количеством небольшим (семь активных
...который объясняет майору, что вот с этими двумя кавалеристами можете уже попрощаться, товарищ командир, и вообще, теперь пора начинать считать трупы. Макинтош, надо сказать, чувак непростой: он лучше всех знает эти места, инджунов, да что там, у него даже баба из этих:
Майор говорит, что раз Макинтош такой умный, то будет сопровождать военную команду, которая пойдет ловить этого вашего Ульзану. А командиром отряда назначается молоденький лейтенант ДеБойн, полгода, как из ВестПойнта (то есть мальчонка двадцати лет):
Отчасти это решение обусловлено тем, что лейтенант немного выносит майору мозг своей жизнерадостностью и эрудицией, отчасти тем, что мальчику пора научаться ремеслу, отчасти так сделали потому, что старшим дяденькам не хочется трястись в седле самим. Дальше начинается полтора часа неспешного, но при этом непрерывного экшуна, перемежающегося короткими базарами за жизнь. По экшуном я понимаю не столько тыщ-пыщ-сотня-фрагов-раш-по-центру, сколько игру в кошки-мышки двух опытных пустынных воинов: Ульзаны и Макинтоша, который довольно тактично помогает лейтенанту вести отряд. По пути апачи наносят людям добро и причиняют человечность. Сцена, когда кавалерист принимает решение, а за ним другое - это, знаете ли, не какой-нибудь тарантина, это реально отвисает челюсть. Потому что как бы это так сказать, решения вполне логичные, реальные, и обусловлены глубоким знанием самобытных народных обычаев апачей:
В общем, солдат все правильно сделал, не зря потом про него Макинтош скажет: "Хороший был человек". Развитием предыдущего эпизода становится сцена с мальчиком, от которой я, если честно, нажал на паузу и попил водички, потому что снято про жизнь, которая хуже всяких этих ваших джорджей мартинов. Вообще, апачи показаны в доброте, да, все, как полагается.
Экшун перемежается разговорами за жизнь, как и положено в правильном вестерне. Мальчик-лейтенант - он мало того, что с Востока, так еще и из семьи священника. Причем папа подарил сынку библию и сказал, что даже солдат может остаться христианином. И вот такой зайчик с розовым носиком и чистыми ушками попадает, блеать, прямо в разгар местных национальных обычаев и и игрищ, и с ужасом ощущает, что его христианинство - оно как-то все сильнее прогибается под воздействием самобытных апачских обрядов, которые, между прочим, с энтузиазмом воспринимают и его солдаты. У мальчика начинается суровый баттхёрт:
Его отношение к апачам меняется от "они тоже люди" до "а порезать да покласть". Общение со своим апачем-скаутом, без дураков отважным и преданным, не облегчает ситуацию, особенно когда скаут несколько наивно, но обстоятельно разъясняет молодому лейтенанту, почему настоящему апачу необходимо время от времени кого-нибудь пытать-насиловать, причем чем дольше, тем лучше. В общем, лейтенант чувствует, что у него медленно отъезжает крыша, особенно когда выполняя его приказы начинают погибать люди (а приказы-то отдавать надо). И все это снято достаточно просто, лаконично, без всякой наигранности, подергивания потным хлабалом крупным планом на камеру и тому подобных приемов современного кено. Никто не переигрывает, смерти - обыденные, пытки - обыденные, поход - обыденный. Работа такая - ульзан ловить.
Отдельная тема - это скаут, конечно. Его мотивация нам остается неизвестной, апач только раз проговаривается: "Я подписал бумагу, я - солдат". Но судя по тому, как он старается соблюдать дисциплину и все такое прочее - он один из тех более вменяемых апачей, которых подзадолбали отважные позывы несгибаемых вождей, за которые приходится расплачиваться простым апачам, их бабам и детям, и который старается службой в армии выстроить для своей семьи нормальное положение в мире белых, потому что альтернативы этому нет. Его несвойственное для апачей трогательное отношение к своей жене, которое, опять же, прорывается только один раз в одной фразе, тоже говорит о многом. Этот персонаж попал в жернова двух миров, и его борьба за сохранение своей природы, но при этом со встраиванием в новое общество, в чем-то трогательна.
И самое интересное - это отношение к мятежным апачам вообще. При всей их жестокости и привычке к зверству, они вызывают пусть неосознанную, пусть слабую, но симпатию, и эта симпатия в зрителе осторожно поддерживается режиссером. Потому что они, во-первых, все-таки проигрывают. А во-вторых потому, что их мир, пусть не идеальный, но их собственный - обречен исчезнуть в столкновении с миром белых. Врага, который был жесток по причине своей дикости, но при этом отчаянно храбр, можно пожалеть, ему можно посочувствовать. Но только в одном случае: если этот враг разбит, посажен ровно на пятую точку и больше никогда не сможет проявить свои самобытные этнические особенности.
В общем, хорошее кино, редкое. Сейчас так не сделают, да и раньше редко делали. Рекомендую всем.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →