Мы можем лишь представить изумление достойного ветерана и командира ополчения (да и, пожалуй, всех толпящихся у входа людей), когда из бакелитопластового рупора донеслось какое-то шушуканье, затем послышался звон и гулкий стук, потом снова шушуканье, после чего зазвучал голос Оливера Сайка. Отважный лейтенант приносил собравшимся у входа людям свои извинения. Так получилось, что у него немного повреждена левая рука, поэтому, возможно, некоторые аккорды как следует взять не удастся, да и вообще музыка будет далека от совершенства. Но раз уж вы там все собрались и сейчас начнете организованно заходить в убежище, как вам покажет лейтенант Чуа - Алекс, кстати, маленький Том получил перо за спасение твоей шкуры, можешь гордиться – не вижу, почему бы вам не послушать немного хорошей музыки…
Люди начали переглядываться. Слова Сайка настолько не вязались с обстановкой, что как-то сами собой разрядили скопившееся напряжение. Никто больше не толкался, истеричные выкрики, еще минуту назад накачивавшие толпу слепой, панической агрессией, превратились в разговоры – пока еще громкие и возбужденные, но больше не грозившие сделать из людей обезумевшее стадо. Из репродуктора прозвучали первые аккорды. Кто-то сказал, что если под землей ему придется слушать песни Сайка, он лучше останется на поверхности. Послышались смешки. Шошоны-Бэнноки знали Оливера, как одного из лучших гитаристов юго-восточной части штата. В молодости он даже подумывал о музыкальной карьере. Все соглашались, что парень умеет играть, более того, он писал музыку, и неплохую. К сожалению, Великий Дух, наградив Оливера быстрыми пальцами и талантом исполнителя, видимо, для сохранения мировой гармонии и баланса, напрочь лишил его умения петь. Коммунисты, не лишенные поэтического чувства, говорят про таких людей: «Медведь наступил на ухо». Если принять эту интересную концепцию причин отсутствия у человека музыкального слуха, придется признать, что по уху Оливера гуськом прошла едва ли не половина медведей Айдахо, а то и всего Северо-Западного Содружества.
Сайк взял несколько аккордов для разминки, после чего из динамика полилась мягкая, красивая, до боли знакомая всем собравшимся, мелодия.
«El Condor Pasa» была написана давным-давно, в самом начале двадцатого века, до Великого Топливного Кризиса, до полетов в космос, даже до обеих Мировых Войн, сотрясавших планету в первой половине ушедшего столетия. Музыка, созданная из песен жителей южной части материка, сто лет назад стала гимном коренных американцев. И пусть ее создатель вдохновлялся видом величественных крутых гор, чьи вершины покрывают вечные льды, пусть, нанося ноты на бумагу, своим внутренним взором он обращался к недавно открытым таинственным городам в джунглях Мексики и горах Перу, жители резерваций Аризоны и Техаса, Дакоты и Вайоминга, индейцы Канады и Аляски – все слышали в этой мелодии что-то свое. В разные времена разные поэты писали слова для этой музыки, превращая ее в песню. Жители резервации Форт Холл больше всего любили вариант, написанный в середине двадцать первого века певцом кантри из племени Кроу Питером Стоящим Бизоном (Шошоны втайне посмеивались над распространенным в других племенах обычаем давать детям «индейские» имена вдобавок к английским – какой смысл переводить имя с языка Кроу или Лакота на язык Белых?). Это длинная, из многих куплетов, песня, рассказывала о тяжелой судьбе народов Великих Равнин, о проигранной битве за прерии, о голоде и бедности, о погибших бизонах и убитых людях. И все же, в последних строках Питер сумел с мягким юмором и спокойным фатализмом показать, что индейцы просто так не сдаются, сохраняя надежду на лучшую долю. Да, это была хорошая песня.
К огромному облегчению собравшихся, в этот раз Сайк взял на себя лишь роль аккомпаниатора. Вместо могучего, как двигатель реактивного истребителя (и примерно столь же мелодичного), рева лейтенанта, который мог сойти за пение разве что очень поздним вечером в субботу в баре, после того, как самые нестойкие разошлись по домам, а настоящим мужчинам стало уже глубоко наплевать, какая музыка звучит со сцены, из динамика доносился приятный голос – сильный, глубокий, но, вместе с тем, очень молодой. Строка лилась за строкой, куплет за куплетом, и толпа понемногу стихла совсем. Люди слушали любимую песню и успокаивались. На несколько минут они забыли о тревогах этой ночи. Бойцы Чуа начали потихоньку пропускать жителей резервации в убежище.
Успокоенные, Шошоны входили в шлюзовой зал целыми семьями и тут же забывали о своих страхах. Надо отдать должное инженерам и ученым «Волт-Тек» - они создали настоящее чудо. Удивительный подземный город со стенами из металла и пластика, мягким освещением галогеновых ламп и тихим жужжанием скрытых от глаз механизмов, поражал воображение. Жители резервации, видевшие высокотехнологичные дома, вошедшие в моду в последнее десятилетие, разве что в голофильмах, телевизионных передачах или на страницах глянцевых журналов, с удивлением и оторопью разглядывали бесконечные коридоры, общественные помещения за стенами из прозрачного пластика, залы и галереи. Взрослые мужчины, как дети, радовались сдвижным дверям, с мягким шипением уходившим в стену, стоит лишь приложить руку к панели управления. Семьи с маленькими детьми и стариками размещали в отдельных апартаментах: комната, спальня и санузел, предупреждая, чтобы не выходили в коридор до специального уведомления. Взрослых и молодежь вели в Атриум, где на полу наскоро стелили плиты мягкого поролонопласта.
Солдаты Ополчения выбивались из сил, распределяя эвакуированных по местам временного пребывания. Многие бойцы были ранены, и их соплеменники, увидев окровавленные повязки, снова начинали беспокоиться о своих родственниках и спрашивать: а где Майк? Не видели ли вы Абрахама? Где Дженни, она ведь была в роте мистера Чуа? Ополченцы, которым и без того хватало забот, отвечали коротко: нет, не видели; видимо, у ворот; не знаем. Солдаты-индейцы с трудом ориентировались в лабиринте коридоров, жилых, служебных, технических и подсобных помещений. Люди Янга не могли успеть везде. Двое ополченцев завели целую группу эвакуированных на склад со строительными материалами. Несколько молодых пайютов забрались в столовую, принялись нажимать на кнопки кухонных машин, и лишь продуманная система защиты от несанкционированного запуска помешала одному из них поджарить свою голову в электродуховке. Четверо детей потерялись. У трех женщин случились истерики. Одному старику стало плохо с сердцем, и родственники понесли его в лазарет под руководством охранника в сером комбинезоне и каске с прозрачным забралом. Вернувшись обратно, индейцы приглушенными голосами рассказали, что лазарет забит ранеными – и Белыми, и Красными, врачи выбиваются из сил и очень злы. Одним словом, в Убежище 31 царила упорядоченная неразбериха, которая сопровождает любое великое дело, особенно если это дело связано с перемещением больших масс людей.
Тем временем, автобусы и грузовики, выгрузившие первую волну эвакуированных, отправились за следующими группами. Одновременно начали прибывать машины тех, кто должен был добираться в убежище своим ходом. Таких было не так уж много, но этого хватило, чтобы создать заторы на дороге. Племенная полиция со спокойной самоотверженностью растаскивала пробки, заглохшие машины осторожно стаскивались на обочину. Молодой Джонатан Холлек, заместитель Билла Холла, руководил как полицейскими, так и добровольными помощниками охраны порядка. Шошон наполовину, на одну восьмую Кроу, на четверть – афроамериканец, он был очень горд доверием, которое оказал ему начальник, сказавший утром: «Джонатан, я на тебя надеюсь». Холлек не знал, куда отправился мистер Холл со своими ополченцами, но полагал, что боссу виднее. Ночная стрельба, конечно, насторожила молодого полицейского. Но, как и у многих других жителей резервации, лояльность Джонатана принадлежала прежде всего племени, а уж потом Штату, Содружеству или даже ССА. И если Холлек и был в чем-то уверен, так это в том, что Уильям Холл, пусть он часто и ведет себя, как Белый, предан племенам Форт Холл, как никто другой. Поэтому молодой полицейский решил не обращать внимания на фейерверк, который происходил в районе Убежища. Вскрыв конверт с инструкциями, который утром передал ему лично капитан, он быстро ознакомился с ними и начал действовать по изложенному в них плану. В какой-то степени уверенности Джонатану прибавляло также присутствие Джима Мохонно. Глава Совета Резервации прибыл в полицейский участок сразу после первого учебного сигнала воздушной тревоги и сказал, что будет помогать и оказывать содействие. Несмотря на то, что народы Форт Холл привыкли посмеиваться как над Советом, так и над его главой, в глубине души почти все понимали, что с Джимом, да и с остальными старейшинами им, в общем, повезло. Мохонно, возможно был не самым красноречивым, деловитым и энергичным политиком, но все признавали, что деньги Резервации к его рукам не прилипают. Глава Совета пользовался авторитетом среди сограждан, и когда он появлялся возле затора – в своей старомодной, тридцатых годов, шляпе-котелке, с добродушной улыбкой на лице, люди, еще минуту назад готовые вцепиться друг другу в глотки, успокаивались и делали то, что велели полицейские.
Джонатан Холлек надеялся, что его грамотное руководство, уверенность и лидерство, проявленные во время операции, помогут ему занять положение заместителя главы резервационной полиции уже официально. До сих пор его назначение было временным, в результате он получал обычное жалование старшего патрульного. Но теперь все изменится. Хорошая работа, да еще на глазах у главы Совета Резервации – это отличный повод поднять вопрос об официальном утверждении в должности. А там – чем черт не шутит. Холлек не знал подоплеки этой кутерьмы с эвакуацией, но начал подозревать, что дело по-настоящему серьезное. Для учений все выглядит слишком уж настоящим. А после серьезных дел, между прочим, могут открыться дороги к дальнейшему повышению. Все эти мысли придавали молодому копу энтузиазма, которым он с готовностью делился как с подчиненными, так и с водителями бесконечных пикапов, старых «Корвег» и микроавтобусов на шоссе. К счастью, Уильям Холл готовил своих людей хорошо, поэтому в этом – очень редком! – случае, энтузиазм шел на пользу делу. Несмотря на некоторое отставание от графика, эвакуация продолжалась,
Согласно плану первыми вывезли людей из самых дальних домов – тех, что располагались на границах Резервации. Вторая волна пошла уже из поселков. С ней прибыли Чарльз Бакана и Маргарет Рассел, и у Билла Холла, наконец, появилась возможность делегировать, часть полномочий по управлению Убежищем 31. Немалую пользу делу оказало то обстоятельство, что казначей резервации и сенатор Донован оказались очень дальними, но все-таки родственниками. Ну, знаете, полвека назад один из младших сыновей почтенного семейства оказался в некотором роде бунтарем: порвал с родственниками, решил жить своим умом и, в конце концов, осел в резервации. Нельзя сказать, что семья была этому рада, но, как ни крути, родня есть родня. Если же добавить, что «Томагавк» был излюбленным местом отдыха состоятельных жителей восточной части Айдахо, то можно понять, почему Бакана и сенатор, здороваясь, назвали друг друга по именам. Словом, Белый и Красные политики моментально нашли общий язык – к общей пользе и великому облегчению капитана.
Передав размещение жителей резервации в руки членов Совета, Билл смог целиком и полностью сосредоточиться на двух самых важных делах: эвакуации и подготовке к отражению атаки на Убежище 31. Капитан отдавал себе отчет в том, что «Волт-Тек» рано или поздно попытается отбить столь ценный объект. Скорее всего, корпорация попытается действовать через правительство: Северо-Западного Содружества или даже федеральное. Не важно, кого направят штурмовать подземный город: Армию ССА или Национальную Гвардию СЗС – против солдат в силовых доспехах с тяжелыми лазерными и плазменными ружьями ополченцы с их «Винчестерами» и «Марлин-Вессонами» не продержатся и получаса. Единственной надеждой народа Форт Холл будет внешняя дверь, и, как ни жутко об этом думать, китайцы. Вскрыть преграду, рассчитанную выдержать близкий ядерный взрыв, конечно, можно, но для этого потребуется специальное оборудование, которое надо еще доставить, а главное – время. Время, за которое Китай, скорее всего, успеет нанести атомный удар по Америке, после чего правительству и «Волт-Тек» будет не до одного мятежного убежища.
Выслушивая доклады лейтенантов, Янга и гражданских помощников, Билл то и дело косился на серый телефон, стоявший в правом углу стола Контролера. Серый телефон без диска, намертво закрепленный на столе. На задней стенке аппарата не было шнура – шнур подводился снизу, из-под металлической столешницы. Янг сказал, что это телефон прямой связи со штаб-квартирой «Волт-Тек». По нему боссы в Лос-Анджелесе или Вашингтоне могли в любую минуту связаться с Контролером. Покойный Эдвардс утверждал, что он сообщил наверх о нападении. Более того, истеричный Контролер был уверен: возмездие неотвратимо и обрушится на мятежников очень скоро. Логично было предположить, что прежде чем обрушиваться, сокрушать и мстить, «Волт-Тек» попытается связаться со своими противниками. Просто для того, чтобы понять: кто и зачем все это устроил. Но телефон молчал. Это могло означать две вещи: либо корпорация не видела смысла разговаривать с врагами, предпочитая, чтобы вместо нее говорили пушки, либо «Волт-Тек» сейчас настолько не до Убежища 31, что они не нашли даже минуты предъявить ультиматум. Оба варианта выглядели невесело, но во втором случае у народов Форт Холл оставался хоть какой-то шанс на спасение.
Помимо тягостных раздумий о планах всесильной корпорации относительно мятежных индейцев, на душе Уильяма Холла лежал еще один тяжелый камень. Со второй волной эвакуации в подземный город прибыла жена капитана с их младшими детьми, а также его старший брат с семьей. Да, прибыли, совершенно точно. Том Холл старший сидел в том закутке, где они в первый раз встретили юного Хосе Монтгомери, и видел, как их провели внутрь. Нет, сам он им на глаза не показывался. Билл, сынок, я, конечно, стар, но не идиот. У меня нет никакого желания объяснять Джо и Мине, что случилось с моей физиономией. Их провели в комнаты в дальнем крыле и велели ждать объявления. Не волнуйся, сын, Джо и Мина знают, что иногда нужно просто слушаться. Они будут сидеть и ждать. Но рано или поздно нам придется с ними говорить. И будет лучше, если мы заранее придумаем, что сказать. Потому что моя внучка стала вдовой, не выйдя замуж, а мой внук ушел так далеко, что говорит с Птицей Грома. Да, это все на благо племени, но видят духи – нам от этого легче не будет.
Одним словом, Билл с некоторым ужасом ожидал момента, когда ему придется объясняться с женой. Нет, Мина была хорошей женщиной. Она признавала, что у мужа и жены в семье есть свои обязанности и свои права. Эти права не столько одинаковые, сколько ОДИНАКОВО ВАЖНЫЕ. Но при всем при том, они различаются. Как, впрочем, и обязанности. В конце концов, это выглядело бы просто нелепо, если бы хрупкая женщина (Мина была невысокой, худощавой, и хотя однажды отделала пристававшего к ней пьяницу топорищем так, что тот угодил в больницу, предпочитала, чтобы люди видели в ней слабую скво) должна была делать то же, что и здоровенный мужик, прыгавший ночью с томагавком в траншею, полную китайских солдат. И все это ради того, чтобы заявить: «У меня такие же права, как и у тебя!» В общем, Мина знала, какое место в семье занимает муж, а какое – жена. И хотя большую часть времени она вела себя, как положено доброй скво, Билл знал, что иногда в жизни случаются минуты, когда жена смотрит своему мужу прямо в глаза (пусть даже она на голову ниже, и ей для этого приходится задирать подбородок). В такие минуты женщина имеет полное право потребовать от своего мужчины полного отчета о всех его делах и помыслах, и, как правильно заметил старый Том, будет лучше, если мужчина заранее приготовит ответы на все вопросы. Ну хорошо, на большинство вопросов. Черт с ним, хотя бы на самые важные.
Тем временем, в Убежище 31 прибыло уже без малого три тысячи человек народов резервации Форт Холл. Три ближайших фермерских поселения должны были дать еще примерно три сотни. За этих Билл не опасался – в новых поселениях жили пайюты. Их длинные щитовые бараки из пластика и стали вряд ли стали для переселенных из Невады людей подлинным домом. Фермеры, скорее всего, приедут без задержек. Те, у кого ничего нет, обычно легки на подъем. Значит, можно снова отправлять оставшиеся автобусы и грузовики на дальние поселения и уговаривать подозрительных, стариков и просто упрямцев послушать Совет Резервации и эвакуироваться, пока не поздно. Билл поднял трубку обычного телефона и набрал номер телефонной станции. На том конце усталый девичий голос сообщил, что в настоящий момент на телефонном узле резервации Форт Холл проводятся ремонтные работы, в связи с чем в телефонной связи наблюдаются перебои. Персонал телефонной станции очень-очень сильно извиняется за доставленные неудобства, но сказать, когда связь наладится, не может. Сэмми Аканат продолжала стойко нести дежурство на своем боевом посту. Билл приказал девушке включить связь по всей резервации, оставив закрытой линию за ее пределы, после чего садиться в машину и ехать к Убежищу. Да, Сэмми, прямо к воротам. Нет, все нормально, тебя пропустят. Нет, обесточивать ничего не нужно, связь будет нужна до самого конца. Какого конца? Не важно, садись в машину и гони к убежищу, глупая девчонка!
Убедившись, что Сэмми выполнила приказ, Билл позвонил в полицейский участок. Выслушав доклад дежурной, капитан приказал соединить его с Холлеком. Несмотря на то, что он провел на ногах больше суток, Джонатан был бодр и полон служебного рвения. Выслушав доклад временного заместителя начальника полиции резервации (с ударением на «временный») и узнав, что дорога почти освободилась, вот только десять минут назад прошли автобусы к южным поселкам, капитан приказал снять все посты, располагающиеся более чем в восьми милях от ворот объекта «Волт-Тек». Куда отправить ребят? В участок, он как раз на границе восьмимильной зоны. Контроллеры атомных ячеек в машинах не отключать. Да, я знаю, что они портятся, но это приказ. Документы, которые я приказал отобрать, загружены в фургончик? Хорошо, отправляй фургон к воротам. Всем постоянно находиться на связи, по первому приказу все бросаете и едете к воротам «Волт-Тек» без соблюдения скоростного режима. Кто дежурит на въезде в резервацию? Все еще Уэлком? Хорошо. Вызови мне его прямо сейчас. Майкл, привет, это босс. Сколько там у тебя машин у шлагбаума? Фары до горизонта? Шумят? Прорваться не пытались? А, ну точно, ребята Фицжеральда, да. Значит так, поднимай шлагбаум, садитесь в машины и ведите их сюда. Скорость – двадцать миль. Все, пост снимается, ворота открыты. Нет, дальнейшее регулирование движения – не ваша забота. Просто ведите их сюда. Если они не смогут идти двадцать миль в час без аварий – это их беда, а не ваша. Все, выполнять.
Повесив трубку, Билл повернулся к вмонтированной в стену панели радиоприемника и покрутил ручку настройки. На всех основных частотах стоял треск и шум, сквозь который с трудом прорывались отдельные слова и фразы. Свободным от помех оставался лишь УКВ диапазон. Капитан поежился. «Волт-Тек» не шла на переговоры, но заглушить радиосвязь на территории резервации корпорация позаботилась. Не то, чтобы это очень мешало – прямо сейчас Билла волновала лишь работа передатчиков полиции и Ополчения. Он позвонил Чуа в шлюзовой зал и спросил: прибыл ли Джим Мохонно. Алекс ответил, что нет. Это было странно. Глава Совета Резервации должен был приехать со второй волной эвакуируемых. Билл знал, что Джим помогал его ребятам регулировать движение на шоссе, когда согласно плану к Убежищу отправились люди на своих машинах. Но последние из частных автомобилей приехали полчаса назад. Пространство перед скальным сбросом было забито оставленными машинами, последняя группа остановилась в полумиле от Убежища. Билл вызвал Джонатана и спросил, где Глава Совета. Холлек ответил, что Джим отправился с автобусами на южную окраину – уговаривать оставшихся. Билл бешено выругался. Через каких-то сорок минут восемьдесят шестое шоссе будет забито автомобилями Белых, которые ведут сюда Уэлком и ребята Фицжеральда. Автобусы тех, кто не поехал в первой волне, пойдут по объездной дороге. Там не асфальт, а просто песок с гравием, размокший, после дождей. Значит, Джим Мохонно приедет в Убежище 31 через полтора часа – в лучшем случае. Плохо. Глава Совета Резервации был нужен Биллу сейчас. Обстановка в подземном городе постепенно накалялась. Люди задавали вопросы, и отвечать на них следовало Главе Совета, а не начальнику полиции и командиру Ополчения.
Билл посмотрел на часы. Стрелки показывали семь утра. Скоро рассветет, на улице тьма, наверное, уже сменяется сумерками. Из шлюзового зала позвонил Чуа и сообщил, что прибыли Сэмми Аканат и полицейские с документами, я отправил парней помочь им дотащить ящики. Да, кстати Элайджа Олосун приехал полчаса назад, наши Бэнноки и его пайюты таскают коробки с семенами. Я ведь тебе это докладывал? Билл ответил, что про фермеров и семена он ничего не знал, и Алекс извинился, добавив, что, кажется, его контузия начинает давать о себе знать, после чего повесил трубку. Билл понял, что больше не может оставаться в этом кабинете. Капитан спросил Хосе, есть ли возможность подключить телефон на внешнем посту – перед входом в убежище. Молодой человек, не задумываясь, ответил, что там было четыре разъема: два основных и два резервных. Если хотя бы один из них уцелел, то к нему можно подключить телефон, и связь будет не хуже, чем отсюда. Особенно если указать этот выход, как приоритетный - с телефонного узла убежища это делается за несколько минут. Билл кивнул и велел Хосе взять запасной аппарат и следовать за ним. Приказав часовым не впускать в кабинет Контролера никого, кроме лейтенантов Ополчения, Билл в сопровождении молодого охранника направился к лифту. Наверное, это выглядело глупо, но капитану почему-то казалось, что если он останется здесь, то пропустит что-то важное там, на поверхности, не успеет принять решение, от которого будут зависеть жизни людей. У двери он повернулся и в последний раз посмотрел на серый аппарат, стоявший в правом углу стола. Билл спросил Хосе: может ли тот отключить телефон прямой связи со штаб-квартирой «Волт-Тек»? Монтгомери помотал головой – аппарат был вмонтирован в стол, который сам являлся сложным электротехническим устройством. Билл положил руку на крюк томагавка. Больше всего ему сейчас хотелось вынуть топор из петли и разбить ненавистный телефон к чертовой матери. Ему не о чем было разговаривать с «Волт-Тек». Но если Хосе прав, то телефон действительно является частью сложной системы, и кто знает, каковы будут последствия такого вандализма. Кроме того, подобная вспышка ярости означала бы слабость, страх перед неизвестным вызовом могущественного врага. Военный Вождь Новых Шошонов не мог позволить себе бояться и быть слабым. Билл вернулся к столу и отключил обычный телефон, аккуратно вытащив шнур из аппарата. Приказав часовым вызвать его, если в кабинете раздастся звонок, Билл направился к лифту. Птица Грома сказала его сыну, что Огонь упадет с неба сегодня утром. Утро наступило. Дух, которому Уильям Холл доверил свою жизнь, более того – жизнь своей семьи, своего народа, не мог назвать точное время. Птица Грома живет в каждом месте и в каждом мгновении. Значит, Военный Вождь должен находиться там, где он сможет своими глазами увидеть: началось нападение – или нет. При прочих обстоятельствах ему следовало бы уже закрыть внешнюю дверь. В конце концов, с минуты на минуту могла начаться атака не только китайцев, но и Армии ССА, или Национальной Гвардии. Но снаружи оставались люди. Там оставался Джим Мохонно, его шоферы и те упрямцы, которые отказались эвакуироваться в самом начале. Уэллком и бойцы Фицжеральда вели машины с Белыми жителями Убежища 31. Его полицейские ждали приказа своего капитана на последнее отступление. Нет, закрыть дверь сейчас он не мог. Но и пропустить момент, когда это нужно будет сделать, не взирая на потери, Билл Холл тоже не имел права. Поэтому его место теперь – снаружи. Там, где он сможет решить: можно ли еще ждать, или следует спасти многих ценой жизни тех, кому не повезло.