"«Сладко мне твоей сестрою,
Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
Непонятно мне».
Он глядит с немой печалью —
Участь решена:
Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
Крест на раменах."
Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине —
И любви твоей страданье
Непонятно мне».
Он глядит с немой печалью —
Участь решена:
Руку сжал ей; крепкой сталью
Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;
Все уж на конях;
И помчались в Палестину,
Крест на раменах."
В детстве, помнится, нередко размышлял, каково было бы десяткам урюков узнать, что причина их (а зачастую также и их семей) безвременной кровавой кончины, уничтожения движимого и недвижимого имущества, заключается в том, что одна франкская тупая овца зафрендзонила (впрочем, такого слова мы тогда не знали) благородного франкского оленя. И все, понимаете? А если бы не зафрендзонила - сидел бы он в своем тогенбургстве, воевал бы с соседям, пырил бы жену и пейзанок и знать не знал бы ни о какой Палестине. И куча урюков осталась бы жива. Помирать насильственной смертью (зачастую со всей семьей) - и так мало приятного, а уж по такой позорной причине, наверное, и вовсе
Ну ладно немцы, они по жизни ебанутые. Так у мигрантов та же херня. Вспомни "Шах-Намэ". Пафосный
Джигит обиделся, и:
"Сухраб, внимая, от стыда сгорал.
Что замок трудно взять, он это знал.
Невдалеке от крепости стояло
Село и над собой беды не знало.
Сухраб пошел и разорил село,
По локоть руки окунул во зло.
Сказал потом: «Ночь наступает, поздно…
Пора нам отдохнуть от сечи грозной.
А завтра здесь неслыханная быль
Свершится. Мы развеем стены в пыль».
И, повернув коня, погнал безмолвно,
Вернулся в стан, печалью смутной полный."
Что замок трудно взять, он это знал.
Невдалеке от крепости стояло
Село и над собой беды не знало.
Сухраб пошел и разорил село,
По локоть руки окунул во зло.
Сказал потом: «Ночь наступает, поздно…
Пора нам отдохнуть от сечи грозной.
А завтра здесь неслыханная быль
Свершится. Мы развеем стены в пыль».
И, повернув коня, погнал безмолвно,
Вернулся в стан, печалью смутной полный."
Смутной, блядь, печалью полный. А дохуя мирных урюков отъехали в край никогда не созревающего хлопка (и вечно зрелых арбузов, винограда и прочего инжира) из-за того, что наш герой был в любовном томлении, но жестоко обманут и вынужден опять гонять лысого (ну, или овцу того-сего, Восток все-таки).
Старики степных Шошонов рассказывали белым собирателям фольклора, что половина набегов у них происходила из-за того, что жена каждую ночь пилила мужа на тему того, что вот, давно она не прыгала со скальпом во время Одноименной Пляски, ну что ты за мужик, тоже мне, Член Общества Бешеных Хорьков. Впрочем, ту же хрень рассказывают и представители других племен. Не угонял коней, не считал ку, не захватывал ружья, не снимал скальпы - не мужик, ни одна баба не даст.
И так ведь у любого народа. Хоть бы кто пришел и сказал: "Гляди, я там канал выкопал (город построил, землю осушил, дорогу вымостил) - так ебаться хочется". И баба така: "Ох, ни хера себе! Целый город выкопал? И канал осушил? Ну пошли, поебемся, только сперва с моими родителя познакомишься, оденься поприличнее". А вы говорите, любовь, возвышенная и прекрасная хуйня, да. Ну, имеется в виду, конечно, что сам, по своей воле выкопал, а не папке отрабатывал, чтобы до дочки поебаться допустил.
Так что, наверное, современная бабская система выбора самца по толщине "котлеты" и длине МПХ - она в чем-то действительно прогрессивней, да и чего греха таить - гуманней.